Резко зазвонил телефон.

– Я хотел бы поговорить с мистером Толуислом. Это вы, мистер Толуисл? Говорит инспектор Ридж. Мне нужна кое-какая информация, конфиденциально. Звучит банально, но это не так. Вы доставляете газеты викарию Лингхема, преподобному Маунту? Он получает последний выпуск лондонской «Вечерней газеты»? Отказался от подписки в конце прошлого года? И как объяснил? А, портит утреннее настроение, да, понимаю. А кто-нибудь еще может осуществлять ему доставку? Нет, иначе вы бы, конечно, об этом узнали. Благодарю вас, мистер Толуисл. И прошу вас, никому о нашем разговоре. Позднее я вам все объясню.

Это снимало вопрос о том, брал ли адмирал газету в доме викария. Оставались два варианта. Или он вернулся в дом, взял газету, а затем снова вышел. Или встретил кого-то на улице, и тот человек по какой-то причине дал ему газету.

Раздраженный долгим отсутствием Эмери, Ридж отправился на его поиски. В зале дворецкого не было, однако там стоял полицейский констебль Хемпстед.

– Прибыл доложить, что тело отправлено в похоронную контору, сэр. Я сдал его по всей форме и получил расписку.

Инспектор заморгал. Вот что значит расторопность.

– Хорошо, – кивнул он. – По-моему, вы говорили, что этот дом не на вашем участке?

– Не на моем, сэр, но ведь там обнаружили труп.

– И вы считаете своим долгом проследить, чтобы его присутствие должно быть надлежащим образом задокументировано?

– Это на ваше усмотрение, сэр.

Ридж улыбнулся. Он знал, что смышленому молодому констеблю не терпится поучаствовать в настоящем расследовании.

– Ну хорошо, – сказал он. – Вот вам задание: отправляйтесь в лодочный сарай и выясните у сержанта Эпплтона, обнаружил ли тот что-нибудь важное. Нет, я с вами. Если там что-то есть, я хочу сам это увидеть. К тому же нельзя держать в сарае сержанта целый день.

Забыв о газете, инспектор Ридж вместе с констеблем Хемпстедом направились через парк к лодочному сараю. По дороге спросил подчиненного, не заметил ли тот в этом деле чего-либо необычное, привлекающее внимание.

– Кое-что, сэр. Прежде всего, одежда на трупе была почти сухой, а на спине – совсем сухой. Но вчера вечером выпала густая роса. Если бы он пролежал в траве или даже в лодке, начиная с полуночи – как вы помните, сэр, доктор Грайс датировал время смерти примерно полуночью, – то разве его одежда не намокла бы?

Инспектор Ридж с интересом посмотрел на констебля:

– Из чего вы делаете вывод…

– Что адмирала убили в помещении и оставили там – по крайней мере, под крышей – на некоторое время после убийства.

Инспектор молчал так долго, что Хемпстед испугался, не превысил ли он свои полномочия. Однако как только они дошли до лодочного сарая, Ридж произнес:

– Верно подмечено, вернемся к этому позднее. А, Эпплтон, извините, что заставил вас ждать. Что-нибудь нашли?

Сержант уголовной полиции Эпплтон был крепким мужчиной с серьезным и значительным лицом. Его талант сыщика проявлялся скорее в упорстве обнаружения и прослеживания мелких улик, чем в способности выстраивать версии на их основании.

– Только два подозрительных обстоятельства, сэр. Лодка чистая и довольно мокрая изнутри – похоже на то, что ее недавно отдраили. Это первое. Второе – она поставлена носом к берегу. Сыновья викария утверждают, будто адмирал всегда швартовал лодку к берегу кормой, чтобы в случае необходимости можно было отплыть, не теряя времени на разворот.

– А, морская косточка? Это следует отметить. Больше ничего? Ни крови, ни признаков борьбы, ни следов обуви, ни отпечатков пальцев?

– Первые два отсутствуют, сэр. Есть парочка отчетливых следов ног, которые я прикрыл досками, и, похоже, здесь множество отпечатков пальцев – по всей лодке и на веслах.

– Придется осмотреть их. Версии есть, Эпплтон?

– Никаких, сэр.

Инспектор уселся на берегу реки и жестом пригласил своих подчиненных последовать его примеру.

– Закурим? – предложил он, вынимая из кармана трубку. – Когда куришь, лучше думается, а думать нам сейчас необходимо. Самое первое – шляпа викария. Почему она оказалась в лодке?

– Подброшена виновным в убийстве, чтобы навести подозрения на викария, – предположил сержант Эпплтон.

– Варианты есть, Хемпстед?

– Да. Викарий сам ее там оставил, а потом забыл об этом.

– Он заявил, что шляпа была у него на голове, когда вчера вечером он провожал адмирала после ужина, и что оставил ее на скамейке в беседке.

– А если викарий после этого поплыл на лодке, сэр?

– Вы имеете в виду… ладно, не важно, что вы имеете в виду. А зачем обрезали носовой фалинь?

– Кто-то очень торопился, – произнес Эпплтон.

– Кто-то хотел навести на мысль, что лодку украли, – пробормотал Хемпстед.

– И уключины были сняты, – продолжил инспектор, внеся свою лепту в предположения, – или оттого, что тело перебросили в лодку викария из другой посудины, а затем резанули и пустили ее дрейфовать. Вас устраивает подобное объяснение, Хемпстед, а?

– Да, сэр.

– А теперь, может кто-нибудь объяснить, почему труп обнаружили именно там и тогда? – спросил инспектор, мысленно добавив: «И именно это тело?»

Сержант Эпплтон оживился:

– Сэр, я над этим поразмыслил, пока тут ждал. Если убийство было совершено в полночь, как утверждает доктор Грайс, и лодку пустили в дрейф, ее бы унесло прямо в море, потому что тогда был полный отлив. Моя версия такова: убийство совершили в нескольких километрах выше по течению, и прежде чем лодка доплыла до Уинмута, отлив сменился приливом и лодку принесло обратно туда, где ее и обнаружили.

– В котором часу отлив сменился приливом?

– По словам мистера Уэра, сэр, примерно в три сорок пять утра, – ответил Хемпстед.

– Ладно, давайте разбираться. Как вы помните, Хемпстед, он сказал нам, что лодке потребуется от сорока до сорока пяти минут, чтобы доплыть от дома викария до того места, где он находился, когда ее обнаружил. В котором часу это было?

– Чуть позднее половины пятого, сэр.

– Это означает, что лодка отплыла – или прошла мимо – от дома викария примерно в три пятьдесят – то есть всего через пять минут после того, как отлив сменился приливом?

– Именно так, сэр.

– Тогда получается, что если бы ее отправили в дрейф отсюда или от дома викария, это должно было произойти около трех сорока пяти – иначе она бы не доплыла обратно туда, где ее обнаружил Уэр. Но в три сорок пять уже почти светло – они не могли отпустить ее так поздно. Похоже, версия Эпплтона оказалась верной.

Сержант Эпплтон расплылся в широкой улыбке, однако в глазах констебля Хемпстеда читалось упрямое несогласие. Ридж заметил его взгляд.

– Давайте уж, Хемпстед! – подбодрил он. – У вас есть своя версия, я же вижу.

– Сэр, если позволите внести предложение, то вы проглядели такую штуку, как «мертвый» прилив. Где-то за час или около того до смены отлива приливом течение слабое, и вода почти не движется. Вероятно, лодку могло прибить к берегу на длительное время. Моя версия, как вам известно, сэр, состоит в том, что тело пролежало в лодке недолго, иначе одежда намокла бы от росы. Мне кажется, что лодку пустили в дрейф отсюда в половине третьего или в три часа. Если сделавший это – новичок в наших краях, то он мог не учесть, что река у нас приливная, он бы ожидал, что лодку унесет прямиком в море. Но случилось вот что: она проплыла несколько сотен метров, потом вода спала, и ее прибило к берегу. В три сорок пять, когда начался прилив, она снова легла в дрейф и поплыла на приливной волне, пока не достигла места, где в половине пятого ее обнаружил Недди Уэр.

Глава 4

Агата Кристи

Сплошные разговоры

– Тоже неплохая версия, – заметил Ридж.

Он верил в то, что надо вести себя дипломатично по отношению к подчиненным. В данном случае его лицо не выражало того, какая из версий представлялась ему верной. Он пару раз кивнул и поднялся. Потом оглянулся на деревья, стоявшие рядом с лодочным сараем.